Вскоре дорога стала еще более утоптанной и вывела меня наверх — к небольшому костру, у которого грелись, ужинали, выпивали и просто коротали время несколько человек. Они меня демонстративно не замечали. Поэтому я не стал лезть к ним со своим «добрым вечером». Слева в темноте были видны какие-то похожие на амбары строения, а также небольшой навес. Дорога, после того как я миновал молчаливую компанию, сузилась и свернула на девяносто градусов влево. О-па! Еще один форпост! Его охраняли на этот раз не воры, а солдаты в таких же доспехах, как у Карима — гладиатора, которого мне предстояло уделать, чтобы услыхать заветное «Вау!» здоровяка Скатти.
— И ты, наверное, пройти хочешь? — с фальшивым участием спросил один из солдат.
— А ты меня хочешь не пустить? — спросил я довольно агрессивно.
— Нет. Я тебя попросту хочу предупредить, — ухмыльнулся тот, — здесь не Старый Лагерь с его следящими за порядком стражниками. Здесь каждый сам за себя, и только мы — наемники держимся все вместе. Меня вот, Ярвисом зовут.
— А меня — Марвином, — пришлось представиться и мне, — я здесь недавно.
— Я по доспехам вижу, что недавно, — хохотнул Ярвис.
— У меня нет доспехов! — возразил я.
— А я о чем? Ха-ха! Знаешь, Марвин, — проворчал этот славный малый уже не так громко и стебно, — сегодня уже стемнело. Прими совет человека, который здесь находится с первого дня. Сразу после ворот сверни направо и переночуй у крестьян — это будет только лучше для тебя. Крестьяне вовсе уж не такие беспросветные дураки — они могут тебе подсоветовать что-нибудь дельное. От них, я считаю, гораздо больше проку, чем от воров.
Я тепло поблагодарил участливого наемника и поспешил последовать его совету. Как только закончилось караульно-дозорное помещение, свернул направо и по берегу большого озера (гораздо больше первого) проследовал туда, где у костров после тяжелого трудового дня отдыхали десятка два человек в простых домотканых одеждах. Прямо за кострами виднелся большой барак — по всей вероятности, место ночлега. Крестьяне релаксировали вовсю: кто курил болотник, кто-то уплетал за обе щеки тушеный рис, а кто и потягивал местную дешевую выпивку — рисовый самогон. Меня окликнули тут же, как только я прошел мимо первой «кучки».
— Эй, чего ты здесь ходишь? — от «кучки» отделился приземистый здоровяк и вразвалочку подошел ко мне, — ищешь неприятностей? Так здесь их полным-полно, верно, ребята?
Крестьяне ответили утвердительным ворчанием.
— Да угомонись ты! — скривился я, — я новенький здесь. Меня только вчера забросили.
Мужик был силен — нечего сказать. Но у меня был неплохой меч. Уж как-нибудь я бы по башке им смог попасть — тем более, боевой практики у меня было побольше, нежели у торчащего целый день на поле крестьянина. Но неожиданно здоровяк дал обратный ход.
— Извини, — произнес он миролюбиво, — не признал в темноте. Ходют тут всякие — а после них вещи пропадают. Я — Горацио!
— Марвин! — в очередной раз представился я, — а вот ты… ты не похож на всех остальных. Кто ты?
Лесть была примитивнейшая. На Земле я услыхал бы знаменитую фразу Станиславского, однако Горацио купился с потрохами.
— Ну… так я и не говорю, что я родился крестьянином. Когда-то я был неплохим кузнецом, да вот только по субботам любил раздавить бутылочку-другую джина. И вот, однажды, в пьяном состоянии я подрался с одним парнем. Черт побери! Я вовсе не хотел его убивать, я просто не сознавал своей силы! Но проклятому судье было все равно: через трое суток я уже был здесь и меня хотели записать в гладиаторы при арене Старого Лагеря. Да только я дал себе клятву, что больше не буду драться. Единственный человек, которому бы я хотел отомстить, так это — судья Дрэдд. Бессердечный кретин!
— Знавал я одного Дрэдда! — произнес задумчиво я, — сердца у него не было, факт! И тоже, между прочим, судьей работал. Даже сам приговор в исполнение приводил.
— Вот мерзавец! — возмутился Горацио, — а где это было?
— Есть многое на свете, друг Горацио, — начал я неопределенно, — а вот ты мне не покажешь пару приемчиков? Уж больно много здесь развелось всяких типов, что подбираются к заднице без предупреждения.
— Ну, если бы ты привел более убедительную причину, — сказал бывший кузнец, — то я бы еще подумал. Если придумаешь что-то получше, то посмотрим. А пока — спокойной ночи.
— И тебе того же, — ответил я и побрел дальше.
Возле самого барака стоял одинокий крестьянин и совершал процесс принятия на грудь. В гордом одиночестве, скотина… хотя бы нашел себе напарника на такое дело!
— Хелло, я — Руфус! — икнул он и протянул мне келебасу с самогоном, — глотни разок, тебе не помешает!
Я послушно приложился к тыквенной бутыли и едва не вырыгнул от непередаваемых ощущений. Рисовый джин… самогон… короче говоря, этим горлодером хорошо запивать национальное японское блюдо «Фугу», приготавливаемое из рыбы-собаки, лишенной половых желез. Опохмеляться этим кошмаром, мягко говоря, не стоило.
— Забористый джин! — засмеялся Руфус, увидав мои корчи, — меня около года от него вернуло, а затем я привык. Что делать, если как следует не глотнешь джина за ужином, то после дня, проведенного в поле, ты хорошо не выспишься. А если ты хорошо не выспишься, то не выдержишь день в поле.
— Как у тебя дела? — спросил я, как только обрел возможность нормально разговаривать.
— Я здесь давно, — философски заметил он, — привык.
— А как ты попал сюда, в Новый Лагерь?